Рождественские стихи Виктора Кривулина

[gornyj]

Рождественская кантата


Дыханье стеснено, и холод на устах,

и люди в облаках из собственного духа,

и даль оцепенелая в кустах,

и белый прах воды – сухой и белый прах…

И смерть – зима. Не тленье, не разруха –


но время года – мрамор и фарфор,

где тщательнее немца смертный иней,

когда лежит искусственный, чуть синий,

на каждой веточке, тончайшим слоем… Линий

и хрупкость, и беспомощность. И хор


рождественский, бумажный, стеаринный,

качаясь языками всех свечей,

звучит во льду. И в холоде лучей,

в осколках звезд искрится снег старинный.

Искрится, словно быстрые шаги


невидимых существ повсюду слышны…

Да, в смерти есть движенье – блеск фольги

на стенах яслей праздничных коров,

где три волхва нашли покой и кров,

где новорожденный один перед Всевышним.

январь 1972

В ночь на Рождество

Трещина в стекле. Отблеск фонаря?
дребезжанье пойманного света?
Страшно и подумать о звезде.

Слово, существующее зря
или существующее где-то
в черной – отражением – воде.

Некий Вифлеем. Трещина стекла.
Горло перерезанного неба.
Правда, лучше думать о другом,

чтобы ты, любимая, спала,
чтобы где-то – Господи, но где бы –
плакал новорожденный. О ком?

Плакал бы о нас, и звенел стакан
с помутнелой ледяной водою.
Льдинка, видишь, плавает, звезда!

И произнести стыдно. И тоска
видеть, но молчать той же немотою,
что и скот, проснувшийся тогда,

среди ночи в праздничном хлеву.
В крыше – темно-синяя прореха.
Точно блестка рыбьей чешуи,

плавает звезда в проруби. Живу
точно подо льдом – по замерзшим рекам
серебрятся рыбины мои.

Трещина. Стекло. Проволочный звон.
Ящики с бутылками пустыми
из-под молока. Влажный взгляд коров

на ребенка с мукой обращен,
с каплей света посредине
каждого из тающих зрачков.

январь 1972

Одарила sart27, взято отсюда