Ко дню рождения Ольги Седаковой

Светлана Галанинская: "Бабочка летает и на небо". Интервью с Ольгой Седаковой. Цитата:
"В Москве у меня были учителя, друзья филологи, художники, музыканты, но ровесники поэты – в Питере. В очень пестрой ленинградской литературной жизни это был один круг, его называли "второй культурой". То есть, поэты совершенно непубликуемые. В центре этой "ученой богемы" был Виктор Кривулин, "Новый Вячеслав", его комнаты в огромной коммуналке были "новой Башней". В этой "Башне" происходили не только стихотворные чтения, но и религиозные семинары, философские, исторические, филологические обсуждения. В самом деле, никто там не пытался стилизовать Серебряный век, но в Питере он был ближе, чем в Москве, как и его продолжение – обэриуты. Ментором этого круга был университетский профессор Д.Е.Максимов, исследователь Серебряного века, в молодости друг Андрея Белого и сам подпольный поэт (он писал в духе обэриутов). Так что какое-то прямое соприкосновение с традицией он сообщал. К тому времени, когда мы повзрослели, Ахматова уже скончалась, Бродский уехал. И (во всяком случае, к тому времени, когда я познакомилась с питерцами) уже погиб Леонид Аронзон, ровесник Бродского, который для нас значил больше. Его визионерские элегии открывали какой-то совсем новый для русской поэзии путь. Путь словесного минимализма, композиций по образу музыкальных и как будто летящих на магнит смерти:

Чтобы увидеть смерть, лечу.

Какая бабочка мы сами!

И это поэзия восторга, а не стоической выдержки. Но Аронзона с нами уже не было. Виктор Кривулин был душой этого совсем неформального, не имеющего никаких "программ" и "манифестов", общества одиночек, а Первым поэтом, несомненно, была Елена Шварц. Мне и теперь очень дороги Сергей Стратановский и Петр Чейгин, входившие в этот круг. И это почти всё. Многие другие питерские поэты, при всем моем уважении к их дарованию, были для меня так же далеки, как московские. Так что дело не в "петербургской школе", а в чем-то другом."