Ольга Седакова: Интервью у классной доски
Sep. 1st, 2009 03:18 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
gornyj"— Нам важно знать Вашу точку зрения и на актуализированную сегодня проблему религиозного образования в стенах светской школы. Она прямо связана с историей русской литературы.
— За советское время невежество здесь было достигнуто фантастическое, и плоды такого непросвещения мы теперь пожинаем — в виде той тёмной религиозности и такой “церковности”, которая ни с христианством, ни с православием ничего общего не имеет. Но нет ничего страшнее, чем превратить религиозное образование в муштру, в индоктринацию. Если у нас насильно учили воинствующему атеизму, то многие мои ровесники-европейцы получили традиционное религиозное образование (обычно у иезуитов). В результате почти все они стали антиклерикальными людьми. Думаю, их учителя при этом были куда больше подготовлены к тому, чтобы вести религиозные занятия, чем наши нынешние энтузиасты обязательного преподавания Закона Божия. Чего они добьются — гадать не приходится.
Кстати, и классическую русскую литературу нельзя понять без её христианского субстрата. Однажды в Хельсинкском университете одна слушательница попросила меня рассудить её с русской подругой. Эта подруга сказала ей: “Напрасно ты читаешь Достоевского — всё равно ничего не поймёшь, потому что ты не русская”. Финская читательница возразила: “Это ты его не поймёшь, потому что ты ни разу не читала Евангелия”. И спрашивает меня: “Так что важнее, как вы думаете, для того чтобы понять Достоевского: быть русским или прочитать Евангелие?” Я ей ответила, что, на мой взгляд, второе важнее.
Я не говорю о душевной жизни — как этому учить, я ещё меньше представляю, чем как учить литературе, но просто просвещённым человеком нельзя считать того, кто ничего не знает о Святом Писании, о христианстве, о церковной истории. Он ни Рембрандта, ни Рафаэля, ни Диккенса, ни Баха, ни Моцарта, ни Блока в конце концов не поймёт — вся творческая культура России и Европы растёт на этом основании. А как учить этому, не знаю.
Что касается собственно духовного воспитания, духовного руководства — вообще говоря, счастлив человек, которому в детстве встретится такой наставник. Но как общая, обязательная норма — и при том уровне духовной культуры, которым мы теперь располагаем, — это будет несчастье.
— Что, по-вашему, человек должен знать на выходе из школы? Должен быть “обязательный” набор литературных знаний, русского языка?
— Должен кому? — обществу? себе? Вот про русский язык мне гораздо яснее: это моя давняя забота. Русский язык в школе, по моим воспоминаниям, — самый занудный урок. И недаром. Все эти занятия сводятся к обучению элементарной грамотности: орфографии, пунктуации — и жуткому “разбору” предложений. Без конца упражнения на “н”, “нн”, слитно–раздельно и т.п. А ведь родной язык может быть интереснейшим предметом, чистым удовольствием! Мой университетский профессор, великий филолог-русист Михаил Викторович Панов писал, между прочим, с грамматическими ошибками: “лучь” с мягким знаком. А кто так знал язык, как он! Что можно и нужно узнать о языке? Его историю. Его отношения с родственными языками. Дать древнерусские, старославянские тексты. Показать, как один корень изменяется в разных славянских языках. Диалекты: дать послушать севернорусский говор, южнорусский. Стилистику: и это уже мост к литературе. Семантику и историю изменения значений слов. Я на опыте знаю, как это интересно любому: человек любит размышлять о словах… Я знаю, что учёные (и среди них Михаил Викторович Панов, которого я помянула) давно об этом думают и готовили проекты такого занимательного русского языка для школ. Но не знаю, что получилось из этих проектов…
Что касается литературы и вообще гуманитарного образования, здесь представление о некоторой общеобязательной сумме знаний становится смутным. Старый, выработанный гуманистами тип образования (такой была и классическая гимназия в России) поставлен под вопрос. Он сохранился, кажется, только в итальянской школе (я имею в виду общенациональную школу, не частные). Как мне нравятся итальянские учебники по истории искусства, по литературе, по философии! Но и в Италии постоянно встаёт вопрос о реформе: нужно ли всё это знать? Зачем мёртвые языки: латынь, греческий? “Ближе к жизни”, говорят реформаторы, “ближе к современности”. К жизни — значит к профессиональной, практической деятельности; к современности — значит к компьютеру. Новая система воспитывает человека, не обременённого знаниями: предполагается, что всё, что ему потребуется, хранится в электронных базах. Надо просто научить его искать, находить и оперировать этой информацией, вот и всё. Меня такой проект ничуть не радует. Я помню стариков, которые до последних лет вспоминали латинские стихи, выученные в гимназии: вспомнят стих Вергилия — и утешатся. "
Ольга Седакова: "Новая система не обременяет человека знаниями ... " - беседа с Еленой Калашниковой
— За советское время невежество здесь было достигнуто фантастическое, и плоды такого непросвещения мы теперь пожинаем — в виде той тёмной религиозности и такой “церковности”, которая ни с христианством, ни с православием ничего общего не имеет. Но нет ничего страшнее, чем превратить религиозное образование в муштру, в индоктринацию. Если у нас насильно учили воинствующему атеизму, то многие мои ровесники-европейцы получили традиционное религиозное образование (обычно у иезуитов). В результате почти все они стали антиклерикальными людьми. Думаю, их учителя при этом были куда больше подготовлены к тому, чтобы вести религиозные занятия, чем наши нынешние энтузиасты обязательного преподавания Закона Божия. Чего они добьются — гадать не приходится.
Кстати, и классическую русскую литературу нельзя понять без её христианского субстрата. Однажды в Хельсинкском университете одна слушательница попросила меня рассудить её с русской подругой. Эта подруга сказала ей: “Напрасно ты читаешь Достоевского — всё равно ничего не поймёшь, потому что ты не русская”. Финская читательница возразила: “Это ты его не поймёшь, потому что ты ни разу не читала Евангелия”. И спрашивает меня: “Так что важнее, как вы думаете, для того чтобы понять Достоевского: быть русским или прочитать Евангелие?” Я ей ответила, что, на мой взгляд, второе важнее.
Я не говорю о душевной жизни — как этому учить, я ещё меньше представляю, чем как учить литературе, но просто просвещённым человеком нельзя считать того, кто ничего не знает о Святом Писании, о христианстве, о церковной истории. Он ни Рембрандта, ни Рафаэля, ни Диккенса, ни Баха, ни Моцарта, ни Блока в конце концов не поймёт — вся творческая культура России и Европы растёт на этом основании. А как учить этому, не знаю.
Что касается собственно духовного воспитания, духовного руководства — вообще говоря, счастлив человек, которому в детстве встретится такой наставник. Но как общая, обязательная норма — и при том уровне духовной культуры, которым мы теперь располагаем, — это будет несчастье.
— Что, по-вашему, человек должен знать на выходе из школы? Должен быть “обязательный” набор литературных знаний, русского языка?
— Должен кому? — обществу? себе? Вот про русский язык мне гораздо яснее: это моя давняя забота. Русский язык в школе, по моим воспоминаниям, — самый занудный урок. И недаром. Все эти занятия сводятся к обучению элементарной грамотности: орфографии, пунктуации — и жуткому “разбору” предложений. Без конца упражнения на “н”, “нн”, слитно–раздельно и т.п. А ведь родной язык может быть интереснейшим предметом, чистым удовольствием! Мой университетский профессор, великий филолог-русист Михаил Викторович Панов писал, между прочим, с грамматическими ошибками: “лучь” с мягким знаком. А кто так знал язык, как он! Что можно и нужно узнать о языке? Его историю. Его отношения с родственными языками. Дать древнерусские, старославянские тексты. Показать, как один корень изменяется в разных славянских языках. Диалекты: дать послушать севернорусский говор, южнорусский. Стилистику: и это уже мост к литературе. Семантику и историю изменения значений слов. Я на опыте знаю, как это интересно любому: человек любит размышлять о словах… Я знаю, что учёные (и среди них Михаил Викторович Панов, которого я помянула) давно об этом думают и готовили проекты такого занимательного русского языка для школ. Но не знаю, что получилось из этих проектов…
Что касается литературы и вообще гуманитарного образования, здесь представление о некоторой общеобязательной сумме знаний становится смутным. Старый, выработанный гуманистами тип образования (такой была и классическая гимназия в России) поставлен под вопрос. Он сохранился, кажется, только в итальянской школе (я имею в виду общенациональную школу, не частные). Как мне нравятся итальянские учебники по истории искусства, по литературе, по философии! Но и в Италии постоянно встаёт вопрос о реформе: нужно ли всё это знать? Зачем мёртвые языки: латынь, греческий? “Ближе к жизни”, говорят реформаторы, “ближе к современности”. К жизни — значит к профессиональной, практической деятельности; к современности — значит к компьютеру. Новая система воспитывает человека, не обременённого знаниями: предполагается, что всё, что ему потребуется, хранится в электронных базах. Надо просто научить его искать, находить и оперировать этой информацией, вот и всё. Меня такой проект ничуть не радует. Я помню стариков, которые до последних лет вспоминали латинские стихи, выученные в гимназии: вспомнят стих Вергилия — и утешатся. "
Ольга Седакова: "Новая система не обременяет человека знаниями ... " - беседа с Еленой Калашниковой